Русские сектанты - кто они такие? 

Традиционно наш народ всегда считался православным. По крайней мере, до революции. Но интересно, что при этом в России издавна существовали секты. Причем секты, не завезенные с Запада, как сейчас, а свои, родные, отколовшиеся от православия. Численность приверженцев этих сект впечатляет. Для сравнения: в современной России проживает 143 миллиона человек, из них входят в разные секты не более миллиона (вероятней всего, эта цифра завышена). К 1917 году в России проживало 150 миллионов человек, из них около 35 миллионов верующих не исповедовало никонианское православие — это были старообрядцы и приверженцы так называемых «духовных движений». 


В чем причина того, что люди, отказавшись от традиционной православной веры, уходили в секты? Что представляли собой эти секты? И какой он, наш русский сектант? 


Начало всех бед 


В России сектанты как массовое явление были обнаружены в середине 18-го века. Отдельные еретические группы появлялись и раньше, еще в 12-16 веках, но они не были массовыми, не заявляли о себе достаточно громко. 


Секты в России, как и в любой другой стране, возникают тогда, когда отсутствует здоровая, традиционная религиозная жизнь. Церковный раскол 17-го века поставил людей перед выбором: кому верить, за кем идти? Погиб на костре неистовый протопоп Аввакум. По России прокатилась волна самосожжений. Обычно эти самосожжения происходили на глазах воинских команд, открывших убежища беглецов. Нередко бывали случаи, когда во время таких самосожжений с пением молитв погибало 800—1000 человек одновременно. 2700 человек сожгло себя в Палеостровском скиту, 1920 человек — в Пудожском погосте. Старообрядцы уходили от преследований на север, в леса, и создавали там свои общины. 


От Церкви откололась часть людей, и это была далеко не худшая часть. Ушли те, кто действительно верил, кто не боялся отстаивать свои убеждения. Историк А. А. Бушков в своей работе «Дракон Московский» пишет: «...это были как раз те, которые по складу своего ума и натуры жили деятельной религиозной жизнью, любили мыслить и спорить на религиозные темы, посещали храмы, знали круг церковного пения и чтения и твердо держались за церковные обряды и обычаи, какими они хранились древнерусской церковью, не допуская самой возможности каких-либо перемен в них... в массе русских людей они были по-своему передовые люди, охранители благочестия, жившие живой религиозной мыслью. Этим людям нельзя было приказать с уверенностью в их повиновении верить так, а не этак, молиться вот так, а не иначе, как это можно было делать по отношению к безразлично-суеверной массе, утопавшей в полном невежестве и совершенно не подымавшейся до вопросов личного нравственного совершенствования во имя религиозных побуждений». 


«Увы, официальная Церковь как раз и имела дело с этой безразлично-суеверной массой», — продолжает историк. 


Церковь после раскола 


После раскола Церковь ослабела. 


Еще до революции объективные историки, никоим образом не принадлежащие к атеистам, отмечали, что ко временам Петра I Православная Церковь переживала тяжелый кризис. Это мнение основано на свидетельствах современников. Они писали, что в Церкви дела идут слабо и неисправно, что единственная в Москве духовная школа пала так, что живущие в ней скорбят и всего лишаются, и учиться в ней невозможно, потолок и печи и иные строения обвалились. Патриарх же весь ушел в свои личные дела, строит свои имения да отбывает пышные церковные церемонии. Верхушка духовенства стала практически недосягаемой для рядовых священников. Архиерей в провинции заставлял водить себя под руки и шествовал не иначе, как под звон колоколов. Низшее духовенство, в огромном большинстве своем, не только не могло наизусть проповедовать догматы Св. Писания, но и едва разумело грамоте. Многие проникали в священники благодаря взятке. Небрежное отношение к себе и к своему сану отражалось даже в одежде. По словам современника, «...иной такой пресвитер возложит на ся одежду златотканую, а на ногах лапти во всякой грязи обваленные, а кафтан нижний весь гнусен». В документах того времени частенько попадаются даже дела о священниках, которых прихожане били и увечили, не пуская в церковь — конечно, из-за образа жизни духовных наставников. Опять-таки современники с горечью пишут, что в монастыри стали уходить отнюдь не в поисках душевного спасения. Ростовский епископ Георгий Дашков в письме царю с отчаянием сообщает, что чернецы его епархии спились и заворовались. 


«Короче говоря, — пишет А. А. Бушков, — церковное образование и просвещение народа остановилось, церковная благотворительность не существовала, духовенство в массе своей стояло не выше паствы, а паства опускалась до глубин невежества, грубости, безнравственности, равнодушия в вопросах веры, суеверного отношения к ним. Церковь, как носительница нравственных начал в жизни государства, переставала существовать, не в состоянии поддерживать себя и свое достоинство». 


Великий Инквизитор 


Ситуация ухудшилась во время Петра I. 


Отношения Церкви и власти всегда были непростыми. Так было не только в нашей стране. Государственные деятели то преследовали Церковь, то пытались ее подчинить, используя ее влияние в своих политических целях. Но, как только Церковь становилась в зависимость от государства, авторитет ее в народе неизбежно падал. Результат получался обратный. 


Петр I решил подчинить себе Церковь. Он рассматривал ее как инструмент для того, чтобы контролировать общество. Но для того, чтобы всех контролировать с помощью Церкви, нужно было загнать в Церковь всех, кто оттуда ушел. Все должны были быть православными! За переход из православия в другую религию полагалась смертная казнь. При Петре I вновь начались публичные сожжения раскольников и религиозных вольнодумцев, чего Русь, за редчайшими исключениями, не знала последние 250 лет. 


Для поднятия всеобщего уровня нравственности Петр издал пространный указ. Всем предписывалось регулярно посещать церкви и исповедоваться — под угрозой крупного штрафа. Практически одновременно именным указом было введено нечто невиданное и неслыханное прежде на Руси: священникам предписывалось под страхом смертной казни доносить начальству о тех, кто на исповеди признавался в недоброжелательном отношении к государю или в своей причастности к бунту. 


Чуть погодя Петр пошел дальше, ликвидировав всякие надежды духовенства на избрание нового патриарха. Сохранились рассказы о том, как Петр в ответ на просьбу архиереев дать им патриарха швырнул на стол кортик и рявкнул: «Вот вам патриарх!» (Другая, смягченная версия вместо кортика повествует об ударе кулаком по столу.) 


В январе 1721 г. был учрежден святейший Синод — светское бюрократическое учреждение, управлявшее отныне церковными делами. Во главе его встал гражданский чиновник, обер-прокурор. К нему официально приставили фискалов, именовавшихся... инквизиторами, с прото-инквизитором во главе. 


Церковь превратилась в простое дополнение к бюрократической машине, катастрофически теряя авторитет в народе. 


«Русская церковь в параличе с Петра Великого. Страшное время». Такую оценку дал результатам церковной реформы Петра величайший русский философ Ф. М. Достоевский. 


«Нет, ребята, все не так!..» 


К сожалению, в петровскую эпоху в Православной Церкви не нашлось сильного лидера, который рискнул бы открыто оказать сопротивление. 


Сопротивление шло «снизу», из народа. Люди чувствовали: в Церкви творится что-то не то. «Нет, и в Церкви все не так, все не так, как надо...» — этими словами Владимира Высоцкого, пожалуй, можно передать их настроение. И они уходили из Церкви — искать свою правду. Искать Бога. И попадали в различные секты. 


18-й век дал плодородную почву для развития сект. В среде раскольников появилось много разных направлений, группировок. Российские власти не сразу научились отличать обычных староверов от религиозных вольнодумцев иного рода. «Духовные христиане» — так называли себя члены народных тайных сект — искали Бога не в древних обрядах, как староверы, и не в казенном православии, как большинство населения, а «в Духе». «Церковь не в бревнах, а в ребрах», — говорили они, имея в виду, что храм Божий не снаружи, а внутри подлинно верующего. Они презирали обряды, ломали и выбрасывали иконы, словом, отвергали всю внешнюю атрибутику. 


Секты делились на поповские и беспоповские. Последних было больше. Люди, относящиеся к этим сектам, считали, что можно обходиться без священников. «Нет ныне в мире ни православного священства, ни таинств, ни благодати, нет средств ко спасению, ибо антихрист истребил все таинства», — учили НЕТОВЦЫ (они же — СПАСОВО СОГЛАСИЕ). «Остается только прибегать к Спасу, Который Сам ведает, как спасти нас, бедных». 


Идея о пришествии антихриста — одна из ключевых в учении «духовных христиан». Они считали, что антихрист уже невидимо пришел и правит миром. Поэтому нельзя общаться с замирщенными, особенно с «кадровыми», т. е. номенклатурой. Нельзя получать паспорта. Нужно стремиться к максимальной чистоте и святости. 


Одними из первых, в 17-м веке, появились ХРИСТОВЕРЫ, больше известные как ХЛЫСТЫ. Название «хлысты» сами они считали оскорбительным, утверждая, что являются истинными последователями «веры Христовой». Основателем секты стал крестьянин Данила Филиппов, в которого, по преданию, вселился сам Господь Саваоф. И он провозгласил, что для спасения нужна одна только книга — «книга Голубиная: сам, государь, Дух Святой». То есть отвергалось Св. Писание, считалось, что верующим нужно лишь одно: чтобы на них сошел Дух Святой. Свои общины сектанты называли «кораблями», руководителей — «кормщиками». Хлысты одиноки во враждебном мире, как корабельщики в море — одна из их главных идей. Они считали, что Святой Дух может снисходить на всю общину, на корабль, во время радения. (Радение означает усилие, предпринятое, чтобы соединиться с Богом.) Хлыстовские радения превращались в «духовную баню». В белых одеждах, ночью, при свечах, люди начинали вертеться на одном месте в такт молитвенным песнопениям. Когда образовываемый сектантами в ходе их совместных действий круг как бы начинал колебаться от производимых движений, такое кружение именовалось «духовной купелью». В такой момент они кружились и были уверены, что на них сходит Святой Дух. Многие, изнемогая от кружения, теряли силы и падали. Такое состояние называлось хлыстами «пивом духовным» и сравнивалось ими с Христовым молением. 


«Для хлыстов не важна причина оргийного экстаза, важно следствие, сама энергия экстаза. Хлысты ищут радости, блаженства на земле, в теле, и хотят сделать с телом что-то такое, чтобы оно не связывало, не мешало радованию духа», — писал о них Н. А. Бердяев. 


Практиковалось у хлыстов и самоистязание. Они стремились к аскезе, поэтому считали, что надо смирять свою плоть. Хлестали себя вербой, и, если на ней появлялась кровь, то ее не выбрасывали, а после смерти клали эту вербу в гроб как свидетельство истовости служения. Во время радений они так заводили себя, что порой не чувствовали боли. 


Из хлыстовщины в 18-м веке вышла другая секта — ДУХОБОРЫ. Их назвал так архиепископ Амвросий за борьбу против Православной Церкви, в которой Дух Святой. Духоборам, однако, это название понравилось — они переделали его в «духоборцы», увидев здесь свою любимую идею борьбы с греховностью не с помощью обрядов и икон, а силой собственного духа. Они иносказательно трактовали догмат Святой Троицы: Бог Отец — память, Бог Сын — разум, и Бог Дух Святой — воля. Считая всех людей равными, духоборцы отвергали всякую власть. Друг друга они называли уменьшительными именами: не Захар, а Захарушка, не Фрол, а Фролушка. К Писанию относились с почтением, но непогрешимость его отвергали. Поскольку священников не было, огромную роль приобретали духовные лидеры. Из их слов и писаний духоборцы составили свою «Библию» — так называемую «Животную книгу». Ее большую часть занимают псалмы, которые очень близки к библейским текстам. 


Духоборцы — люди поэтического склада. Во многих псалмах спрашивается: «С чем Господь Бог сотворил землю? — С глаголом и пением». Пение было прежде у самого Бога. Пению посвящены целые псалмы, «пение — душам нашим украшение», — говорили духоборцы. Они часто прибегали к метафорам. И даже свою жизнь они осмысливали поэтически. «Дарога» (они «акающие») ассоциировалась с «даром», и это проникало в их мироощущение, потому что они говорили о себе: «Мы — духоборцы рода путешественного». «Дорога» и «дар» воспринимались особенным образом, в символическом коде — вечные странствия, «дорога во Вселенной». 


Ближе к православию стояли МОЛОКАНЕ, тоже вышедшие из хлыстовства. Хотя они тоже не признавали рукотворных храмов, образов, не делали изображения креста и не поклонялись ему. На кресте Христос мучился, поэтому они считали крест орудием врагов Христа. 


Считается, что их назвали так, потому что они православных постов не соблюдают (хотя свои посты у них есть), в пост употребляют молоко. Но есть и другая версия: в свое время они были выселены на реку Молочная, около Мелитополя, поэтому они могут быть названы от реки Молочной. Сами молокане считали, что это название — правильное, оно им подходит, потому что в Первом послании Апостола Павла говорится, что учение Христово есть «чистое словесное молоко». И они — молокане, потому что потребляют это молоко, как учение. Есть и другие объяснения. Например — Екатерина Великая спросила, много ли людей отошло от православной веры, ей сказали: «Нет, матушка-государыня, мало канули». Молоканам это тоже понравилось: «Правильно. Много званных, да мало избранных». 


В отличие от духоборцев, молокане признавали Св. Писание обязательным для христианина, но толковали библейские тексты по-своему. Они отвергали равенство лиц Святой Троицы, учили, что Христос имел тело, как у Ангела, а значит, и Его рождение, страдания и смерть были не такими, как у людей. Не имея действительной плоти человеческой, Христос и не умирал, подобно всем обычным людям, а умер каким-то особенным образом. 


У молокан — более сложная обрядность, разные моления на частные случаи жизни. Молоканское пение — необычное, в нем слышны интонации русской народной песни. 


В 30-е годы 19-го века в среде молоканства возникла секта ПРЫГУНОВ. Члены этой секты во время собраний прыгали, доводя себя до изнеможения. Примером для себя они считали библейского царя Давида, который прыгал и танцевал, славя Господа. Их идеолог Максим Рудометкин установил особый род прыганья для больших праздников: прыгающие должны были встать в круг, взявшись левыми руками, а правые оставляли свободными, и вертеться на месте до истощения сил, пока не падали на пол и не начинали пророчествовать. Кончалось моление братским поцелуем со словами: «Прости меня». Распространенной практикой среди прыгунов было говорение на незнакомых языках (согласно Новому Завету — дар Святого Духа, Который сошел на Апостолов в день Пятидесятницы). 


В 18-м веке появились СКОПЦЫ. Основатель этой секты — хлыстовский «пророк» Кондратий Селиванов — призывал людей кастрироваться, чтобы истребить все похоти. Скопцы называли себя «сыны Божьи», «убеленные», «белые голуби». На их языке «убеление» — это оскопление, или «отмеченность царской печатью». 


Скопчество было широко распространено среди монахов. Здесь уже трудно было найти грань — сектант ли человек или он все-таки монах, который в поисках Царства Небесного прибегает к каким-то крайним методам. 


Власти преследовали эту секту. В 19-м веке митрополит Филарет придумал для скопцов позорное наказание — водить по селениям в женском платье. Но такие меры вызывали у большинства людей обратную реакцию — они жалели сектантов, воспринимая их как мучеников. 


Один из самых радикальных толков в среде раскольников представляли собой СТРАННИКИ. Они считали, что для спасения необходимо порвать всякую связь с гражданским обществом, не платить налогов, не иметь паспортов и вечно находиться в странствовании. Все странники, по идее, суть иноки. Они давали обещание вести безбрачную жизнь, питаться постной пищей, жить по древнему уставу Соловецкого монастыря. Часть из них отказалась от денег, ибо деньги «помечены печатью антихриста». Странники называли себя «взыскующими града небесного», то есть Божьего Царства. 


Среди странников были ПУСТЫННИКИ, которые вместо бродяжничества уходили для спасения своей души в леса или пустыни. Они жили в пещерах, землянках и кельях, почти весь день проводили в молитве, не ели мяса и вообще стремились испытать как можно больше лишений, желая во всем уподобиться древним отшельникам. 


Одними из самых крайних приверженцев этого направления были БЕГУНЫ. Они всю жизнь скрывались, как подпольщики. Они считали, что креститься нужно только перед смертью. Вся жизнь — это подготовка к тому последнему шагу, когда ты крестишься, не успеваешь нагрешить и уходишь в мир иной — кристально чистым, как младенец. Они всегда носили с собой походные купели из кожи, которые можно было мгновенно наполнить водой, если человек вот-вот умрет, чтобы его перед смертью успеть окрестить.